Adam Rowan, 26
Адам Роуэн

посмотрите на него!

Gray Damon возможна смена, но на кого-то очень похожего на него, например на Liam Hemsworth
охотник; ненавидит ведьм; род деятельности простой//не вычурный;

I. information

И они целовали ночное небо не боясь простудится
А потом в тесноте чердачного хлама они ставили пьесы
Ему нравились роли седого монаха и бледного самоубийцы
Но а ей доставались стервы и помолвленные принцессы

Адам. Мой замечательный Адам.
Я бы хотела сказать - мужчина моей мечты, да только ты вряд ли до него дотянешь. Ты не моя мечта - чужая. Чужая нарисованная картинка, с растрепанными волосами и щетиной на лице. Мы с тобой умудрялись ругаться из-за этого, хотя под конец я признавалась в том, что мне нравится. Что не надо водить лезвием по щекам.
Я запрещала тебя возвращаться в мой дом, утверждала, что тебе тут не место, что тебе пора уйти. Но ты смеялся, так же как и я когда-то и утверждал, что я окончательно двинулась. Ты загонял меня в угол и угрожал смертью, ты угрожал тем, что не поможешь отомстить за сестру, что сам перейдешь на ИХ сторону. И я верила, зачем-то верила и боялась.
А потом я перестала тебя бояться, твоих угроз и вообще тебя как такового. Ты стал оставаться у меня не просто на ночь, а на сутки, двое, потом трое. Ты будил меня на работу и прогонял из кровати. Ты и сам уходил, пока я спала.
Мы никто друг для друга?

Они без конца спорили и редко соглашались. Вечно ссорились. Терзали друг друга ежедневно. Но их объединяло одно: они с ума сходили друг по другу.

Мы не терпит друг друга больше пяти минут. Мы с тобой отражение пороков друг друга, ты импульсивен, ты резок, в то время как я - твоя самая слабая сторона - я помню. Я память.
Я отражение твоей прошлой жизни, в которой ты кого-то терял, кого-то находил.
Ты - раскаленный металл на моей коже.
Ты - девяносто миль в час на свободной пустынной трассе.
Ты - обнаженными пальцами по проводам вен, спускаясь до самых пальцев.
Мы вместе, Адам. Мы пытаемся выжить. Мы ставим пьесы и пьем вино на рассвете. Кто-то читает стихи, а кто-то перебирает струны на гитаре.
Мы оба курим одну на двоих, когда становится с л и ш к о м.
Мы есть.

II. relations
Роуэн. Так мало звуков резких, скорее похоже на какой-то тягучий рык зверя.
Роуэн. Любимая заноза в сердце, тот самый, кого хочется также ненавидеть, как и любить. С тобой привыкаешь просыпаться где-то в глубине твоей грязной квартиры, собираться и пытаться сбежать, пока ты не ловишь руки/пальцы и не возвращаешь на место.
Мы ведь договаривались о том, что никто ничего не узнает и никто ничего никому не должен, верно?
Верно.
Ты научился избавлять меня от кошмаров, научился принимать мои замечания не так близко к сердцу, а различать в них скрытые смыслы.
Мы оба кого-то теряли, оба латаем дыры в груди.
Ты ждешь меня на улице и говоришь, что самое время пообщаться с родственниками и начать зачищать этот город от ведьм. Мы снова заводим старый спор, в котором я прошу тебя не лезть на рожон и не действовать спонтанно, но ты снова не слушаешь и лезешь в пекло, лежишь в больнице без сознания и все что остается делать мне - верить в лучшее и мстить.
Я не могу тебя потерять как сестру, и я не теряю.
Ты улыбаешься и признаешься в том, что ты идиот. Мы смеемся над глупыми фильмами и я нянчусь с тобой до тех пор, пока ты снова не встаешь на ноги.
Мы оба больны.
Мы оба скоро умрем.
Мы с тобой.
Вместе.
III. on the side
я.
хочу.
любить.
поверьте, Адам, он удивительный. он не такой, не правильный, не хороший, он сомнительный и странный. у него свои идеалы и взгляды на мир.
он прекрасен в своей непостоянности.
я пишу очень смутно, потому что не могу навязать игроку полный характер и биографию Адама, так как я его не знаю. но очень хочу узнать!

пост.

У вас постоянная драма в жизни. Драма с кровоподтеками, с гнутыми спинками кроватей и чьими-то телами в подвале. От вас несет смертью. От тебя, Анна, от тебя.
Она вспоминает, что уже довольно холодно, что стоило бы собраться и найти куртку, но все что может – поежиться от холода, будто она действительно его чувствует. Смех, да и только. Фон Крус, которая боится холодно или заточенной деревяшки в нежных пальцах Эдди.
Эдди, ты ведь не посмеешь. Эдди, ты ведь не сможешь. Эдди, ты её любишь?
Любовь?
Всему виной ваша странная, неестественная любовь. Друг к другу, к другим людям. У вас постоянный выбор – она или они. Но каждый вечер вы выбираете друг друга, даже когда не хотите этого. Ида, тебе удалось превратить её в собственного домашнего зверя, который ластится и почти не царапается. Ты смогла приручить животное, завела у себя персональный ходячий труп. Тебе самой ли не противно? И ты ещё её в чем-то обвиняешь. В том, что она предает, что она борется за жизнь. За жизнь с тобой, идиотка! Она на все готова, чтобы жить с тобой.
Идиотка.
Эдди, как же ты не понимаешь? Или не хочешь понимать? Эдди, что ты к ней чувствуешь, скажи?
Расскажи всему миру,
или хотя бы ей,
почему до сих пор не убила?
Почему до сих пор с ней?
- Он меня не волнует. Ни он, ни его семья, ни его девушка, Гамильтон, - в голосе появляются нотки раздражения. Она всё ещё смотрит прямо, облизывает губы, заставляя тебя отворачиваться. Тебе ведь не нравятся её поцелуи со вкусом крови? Тебе не нравится, когда она в редкие мгновения, бывает самой собой. Ты привыкла видеть ручную собачку, которая только и знает, что бегает за тобой по пятам и лижет лицо. Ты привыкла к ненастоящей Анне. – А тебя они волнуют? Тебе ведь не всё равно, правда? Ты бы хотела, чтобы я умерла. Чтобы я не причиняла никому боли. А знаешь, я так не могу, Гамильтон!
Она смотрит на тебя зло, не позволяя себе грубости и бестактности показать клыки. Ты и сама знаешь, она бы могла тебя убить в какие-то секунды, она бы могла и напугать и, даже, сделать больно. Но она всё ещё сдерживает себя. Вдыхает морозный воздух, выдыхает ещё более холодный. Организм не согревает, её тело мертво. Как и она сама.
- Нет уж, раз ты прошла, тогда давай. Закончи начатое, Ида! – поднимает с земли заточенный кол и с усмешкой его рассматривает. В самое сердце, навсегда. И она умрет, быстро и безболезненно. Не то что от солнца или когда её с головой окунут в чан со святой водой или вербеной. Не так страшно, она бы и это смогла пережить. Но только не твое предательство и уход от неё.
- Не смей! – она ловит её, оборачивает к себе и целует, забывая о том, что она могла бы убить. Пускай, она не боится. Всё, что важно – сохранить Гамильтон у себя. Для себя. Она принадлежит ей. Не себе, не клану охотников, даже не родителям – исключительно Анне. – Эдди, - целует щеки, не обращает внимания на вялые попытки бегства, на все плевать. – Не смей от меня уходить, девчонка. Не позволю, слышишь меня? – смотрит в глаза, снова целуя её холодные губы. Никто не может быть лучше её Иды.
Ты.
Принадлежишь.
Аннабель.
- Эдди, прости меня, милая, - стирая ладонью остатки ужина, - Эдди, я слабая, я не ты, - утыкаясь в шею, вдыхая запах её кожи, слушая, как стучит сердце, - Эдди, я не могла больше, - наблюдая за пульсирующей венкой на шее.
Она бы могла, а может и хотела сорваться на крик, только забыла о том, что ты  не вытерпишь этого. Она не хочет тебя ранить, раздражать, обижать. Ты маленькая беззащитная девочка, Эдди. А сколько ей лет? Ей почти шестьсот лет, посмотри как она хорошо сохранилась. Всё для тебя, Ида, всё для тебя.